Тихая природа, дикая, не тронутая еще рукой победившего человека. То самое место, где, как говорят старые Мастера было «одобрение воздуха и земли», и всякий кто приходил сюда ощущал неуловимое присутствие чего-то большего, древнего, того, что нельзя было описать никакими словами, а только ощущениями терпко разливающиеся в груди. Хошигаки любил такие места, отдыхая в них и переставая прятать ту часть своей звериной натуры, которой всегда стеснялся. Именно тут, в тишине и покое, он отбрасывал ненужные слова и барьеры, медитировал погружаясь в саму свою суть и упорно размышлял о сложившийся ситуации. Медитация его была динамичной – Макото чистил свой клинок, окропляя его холодной храмовой водой и стирая мелкие брызги крови. Наверное картина даже была бы красива и навевала бы умиротворение, но Хошигаки не сидел рядом с трупом какого-то шиноби, внимательно рассматривая второго привязанного к дереву.
Второй без сознания, а сам Макото не торопился лишать его сладких грез, методично, практически механически натачивая лезвие, изредка взмахивая им и прислушиваясь к какому-то звуку. Верный ниндзякен лежал обнаженным у его ног, а закат придавал лезвию кровавый отблеск. Хошигаки прикрыл глаза, но на грани слышимости ему чувствовался шепот ненасытных клинков, что жаждали крови. Бродяга знал, что его оружие было самым обычным, а шепот был только в его сознании постоянно напоминая о его неугасимой жажде крови, но это лишь подстегивало бывшего монаха, обостряло его чувства. Клинки его были самыми обычными, но они очень хорошо знали своего хозяина… и его привычки.
Лежавший шиноби слегка пошевелился – видимо Хошигаки не добил его по каким-то своим причинам. Легкий шелест клинка, показался сладкой музыкой, а сдавленный вскрик-всхлип дополнил эту симфонию боли и страданий. Макото с удовольствием слизнул каплю крови с своего танто, а лицо бывшего монаха заострилось, делая его больше похожим на чудовище, чем на простого человека. Серая кожа и жабры, внимательные черные глаза – он смотрел на свою новую жертву, как энтомолог на новую бабочку в своей коллекции, причем в тот краткий момент, когда бабочка еще летит, живет и дышит, но не осознает, что она уже на игле… Шиноби пытался подползти к своему врагу поднимая руки в просящем жесте, сдавленно хрипя и скуля, захлебываясь слезами цепляется за полу ярко-красного хаори, словно утопающий за единственную соломинку, в то время как монах курит свою кисеру. Вот, вот монах откладывает свой клинок, чтобы ласково, мягко дотронуться до умирающего, словно обещая помощь, но его грезы прерываются милосердным ударом танто, вошедшим по рукоять. Взгляд на секунду стекленеет и в нем на вечность остается то выражение безграничного ужаса напополам с непониманием и слабой искоркой надежды, что все уже закончилось…   
-Ну что же…. Это было интересно, - хрипло произнес бродяга, выкладывая на покрывало ниндзякен и танто, - Это было интересно.
Руки покрытые шрамами, слегка дрожащие, с некоторой ленцой приподнимают голову павшего шиноби, а сам Хошигаки отрывает свой взгляд от привязанного к дереву шиноби. Он смотрит в мертвые глаза своего противника и с улыбкой отсекает её от тела. В тот момент Хошигаки словно радовался, как ребенок, что получил игрушку, а блаженная улыбка не покидала его, пока он наносил удар за ударом, перерубая позвонки и забрызгивая кровью все вокруг. Мистическим образом ни одна из капель не упала на расстеленное покрывало, словно облетая его, а очнувшаяся куноичи бледнела наблюдая за жестокой расправой. Макото не торопился – зачем? Он знал, что он делает и старался сделать из попавшегося к нему материала истинный, пусть и несколько жуткий – шедевр. Сначала он снял с убитого скальп, а потом используя чакру медленно отчистил кожу от ненужной плоти, оставляя нетронутыми лишь глаза; под руками опытного мастера череп приобретал поразительную гладкость, словно пролежал много лет и теперь смотрел на свою бывшую подругу из Вечности, приоткрывая уже для нее врата в миры Шинигами. Жуткий скрежет ознаменовывает работу резчика и на тыльной стороне черепа появляется лаконичный иероглиф: «Вечность»
Куноичи вынужденная наблюдать за всем процессом экзекуции почти сомлела, отчаянно пытаясь найти хоть шанс, хоть что-нибудь, чтобы умереть и больше не видеть эту зубастую акулу на которую они несколькими часами ранее так неосторожно напали поверив в его безобидный вид. Слабый и тщедушный с стороны, он оказался неприятным орешком для парочки чунинов, которые сейчас и постигали все прелести «гостеприимства» одного монаха. Куноичи понимала, что узнав все что необходимо, этот монстр вполне может продать её или пустить по кругу, а может и сам поглумиться над её телом.
Сам же Макото не ведал мыслей своей пленницы, переваривая информацию, что ему рассказали. То, что за ним гоняются с недавнего времени, не было новостью, скорее Хошигаки бы удивился, если бы за ним не начали отправлять охотничьи партии, но вырезание его связных с родной деревней, пропажа Мидзукаге – одного из немногих кто знал, что скромный бродяга работает на селение и уже готовиться вернуться туда официально. Оставалось совсем немного и Чоуджиро-сама пропадает, а вслед за ним и его шанс вернуться с прощением всех грехов его отца. Хошигаки заподозрил предательство, а все набирающая обороты охота только усилила эти подозрения, а последняя информация от его невольных гостей, только подтвердила его выводы: Макото предали.
Информацию о нем продали Сунагакуре но Сато, не только о том, что он жив и дезертировал, но и о том, что он работал на Киригакуре – свою родную деревню. Пусть официально Хошигаки никогда не был шиноби, не проходил экзаменов, да и по сути, кроме зловещего имени своего отца никогда не имел отношений с шиноби. На той войне он был в довольно сложном статусе – не то вольный наемник, не то агент влияния Киригакуре но Сато… Война которая так сильно повлияла на него, катком выжигая все детские и наивные мечты о славе, и о том, что на полях сражений творится нечто невероятно благородное. На той войне он видел только пот, кровь и слезы, постоянно спрашивая себя, правильно ли он выбрал путь. И сейчас, будучи наверное мудрее, он невольно вспоминал слова своего старого Наставника, о пути шиноби: «Это грязный путь, неугодный Богам, но этот путь единственный, что нам остался». Наверное ему в определенной мере было даже жалко маленькую девочку из Суны, но он понимал, что пощадить её уже не имеет права.
«Тяжелая судьба у тех, кто взял в руки оружия. Будь то шиноби, самурай или путник в чьих руках оказался немилосердный меч. Он не может свернуть с этого пути, как бы не старался, ведь даже убрав клинок в ножны, рано или поздно он их замахнувшись на своего врага», - думал монах, аккуратно убирая в ножны собственные клинки, - «Возможно одарив нас чакрой Мудрец надеялся построить новый мир, но мы использовали её, как еще один инструмент, как еще одну возможность начать новую войну, где мы сражались и убивали используя то, что дано было нам во имя мира. Мы сражались, убивали и выжигали, ставя себя выше тех, кто не обладал этим даром и вот… Век шиноби уходит. Великие Гакурезато лишь приостановили тех ёкаев, которые Сунагакуре выпустила из бутылки.  Ведь однажды простым людям надоест полагаться на шиноби и они сами захотят взять в руки оружие, сравнимое с нами по мощи и тогда…. Этого мира больше не будет»
Он подошел к привязанной девушке и легонько коснулся её щеки. Она была красива, той юной красотой, которую уже редко встретишь. Девушка была почти без косметики, оставаясь свежей и нетронутой, словно она была маленькой девочкой. И пусть, пусть он и должен был её убить, но Макото было банально жаль дурочку, которая попалась в его сети. Наверное в нем говорило то самое благородство, которое погибло с ним во время войны.
-Жить хочешь? – тихонько спросил Макото, и увидел слабый кивок. Легкая улыбка – свист клинка и он наблюдает за стекленеющими глазами, - Жить все хотят. Но увы – живут не многие.
Позади него оставалось заповедная роща и три трупа за его спиной. Суну ожидали тяжелые времена – на охоту вышла Акула.

Подпись автора

Внешний вид: Черные  волосы, зеленые глаза, кожаная повязка, белое кимоно Оружие, предметы с собой: Все в опыте. Одежда: В анкете Физическое состояние: Отличное. Моральное состояние: Удовлетворен работой Наличие печатей на теле:: Нет Местонахождение: Улицы

А моя судьба захотела на покой Я обещал ей не участвовать в военной игре Но на фуражке на моей серп и молот и звезда Как это трогательно — серп и молот и звезда